Дипломная работа. Вклад революционного движения мусульман в создание СССР в 1917-1924 гг.

0

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН

 

КАЗАХСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМЕНИ АЛЬ-ФАРАБИ

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Дипломная работа

 

Вклад революционного движения мусульман в создание СССР  в 1917-1924 гг.

 

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ:

 

 

ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………………7

 

I ГЛАВА. История Национально-освободительного                                        движения в России на рубеже ХIХ-ХХ веков

1.1.   Начало мусульманского национального движения………………12

1.2.   Мусульманский национальный коммунизм………………………28

 

II ГЛАВА. Вклад революционного движения мусульман                                          в Создание СССР в 1917-1924 гг.

2.1.   Национальное движение среди мусульман России. Султангалиевщина в Татарстане………………………………….63

2.2.   Деятельность Центрального мусульманского                             комиссариата……………………………………………………….73

2.3.   Первые конфликты со Сталиным…………………………………76

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………………89

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ…………………………91

 

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Актуальность темы исследования в том, что она ни разу не рассматривалась на кафедре «Всеобщей истории». Данная работа посвящена росту политического сознания в мусульманской среде Российской империи, появлении первых общественных движений, партии и лидеров – тех, с которыми они пришли к 1917 году, расколу в мусульманском движении в России в период революции, метаниях исламских политиков между воюющими сторонами в гражданской войне и их первых шагах в условиях победы Советской власти, уникальному явлению в политической истории мусульман – попытке сближения происламской идеологии с коммунистической. Эксперимент кончился плачевно – идеологии национального коммунизма погибли в сталинских застенках, однако наследие этого движения живо до сих пор.

История взаимоотношений мусульманских институтов, сохранившихся при советской власти с нею, причем идеология первых разительно отличалась своею покорностью, в то время как вторая действовала в большей или меньшей агрессии, степень которой зависела только от тактических соображения политики Кремля. Наглядно продемонстрировано бедственное положение мусульманской религии и ее мечетей, в особенности в сравнении с численностью мусульман в СССР, а также догмы антиисламских теорий, на основе которых строилась атеистическая пропаганда. Читая эти строки, достаточно четко можно проследить, в каком времени берут свое начало не только сами отношения современного казахстанского мусульманского «духовенства» со светскими властями страны, но также идеология сегодняшних «исламских пастырей» нации, максимально индифферентная по отношению к политике и социальной ситуации в республике.

В каждой из мусульманских стран национальное движение развивалось  по-своему. Однако все они имели общие черты: это желание большей коллективной свободы и желание сохранить религиозную базу мусульманского общества. Но цели их менялись: от отдельной культурно-политической автономии в рамках русского объединенного либерально-социалистического государства до полной независимости.

С другой стороны, разнообразные региональные движения расходились во взглядах относительно главной проблемы — выбора русского союзника. Одни полагали, что союз с либеральными умеренными социалистами, даже консерваторами, мог бы благоприятствовать достижению целей; другие с весны 1917 года сделали выбор в пользу большевиков.

И, наконец, региональные политические партии имели разные организационные структуры: одни считали, что в основе движения должен быть ислам, будь то в самой консервативной своей форме (Дагестан), будь то либерально-модернистская форма ислама (Туркестан); другие приняли светскую и даже марксистскую платформу, при этом, не отказываясь от ислама.

В трех территориях мусульманские региональные движения сыграли значительную роль в период с февраля по октябрь 1917 года: у татар, в казахских степях и на Северном Кавказе.

Революция была воспринята всеми мусульманами России не как начало новой социалистической эры, а просто-напросто как развал централизованного русского государства, то есть, как уникальная возможность реализовать свои национальные чаяния.

В годы гражданской войны (1918-1920) мусульмане предприняли несколько попыток добиться политической автономии в рамках нового Советского государства, либо полной независимости. Одни надеялись достичь своих целей с помощью большевиков, другие рассчитывали на белых; но, за редкими исключениями, мусульманские предводители, в том числе и новообращенные марксисты, были равнодушны к социально-политическому аспекту коммунистической революции. Для них интерес к революции заключался в «национальном» аспекте. Все, кроме Северного Кавказа, полагали, что невозможно добиться независимости своими силами, идя против воли русских, поэтому пришлось без особого энтузиазма сойтись со своими бывшими хозяевами. Выбор русского партнера — большевики либо белогвардейцы — был продиктован национальными интересами.

Главным был вопрос: «Кто станет нашим наименее опасным врагом: большевики или контрреволюционеры?).

В первые три года революции мусульмане предприняли семь попыток добиться независимости. Все они провалились, но оставили в коллективной памяти мусульман СССР неизгладимый след. Это особенно верно подкрепляется примером двух восстаний под предводительством консерваторов-традиционалистов: восстание в Дагестане в 1920-1921 гг. и басмаческое движение в Центральной Азии. Вместе с наследием дореволюционных политических партий длительная борьба дагестанских и туркестанских партизан против подавляющей мощи большевистского государства составляет ныне неотъемлемую часть национальной эпопеи.

В СССР «религия – частное дело каждого», которое, в  принципе, не имеет никакого отношения к государству. Вследствие этого ни в одной советской переписи (1926, 1939, 1959, 1970, 1979 гг.) нет сведений о религиозной принадлежности граждан. По этой причине данные этих переписей не могут служить основанием для определения числа мусульман в Советском Союзе.

Термин «мусульманин» имеет разные значения. Он включает в себя историческое, культурное, социальное, а также духовное понятие. Он не предусматривает личное духовное понятия. Он не предусматривает личное духовное обязательство. В СССР часто говорят о «неверующих мусульманах». Нередко можно услышать: «Я – атеист, но я, конечно же, мусульманин». И это не парадокс. Практически все советские мусульмане, включая верующих, придерживаются более или менее «мусульманского образа жизни», соблюдая некоторые мусульманские обычаи и даже религиозные обряды и церемонии. Если жители Центральной Азии или Кавказа называют себя мусульманами, то это вполне нормальное явление, тогда как нелепо называть русских «православными».

Несмотря на численное превосходство русских в организации октябрьского переворота и ликвидацию мусульманских организации в начале 1918 года, часть татарской интеллигенции отнеслась к новому режиму с симпатией. Некоторые из них даже вступили в коммунистическую партию и, ввиду отсутствия пролетариата на местах, сыграли в ней первостепенную роль. Можно даже утверждать, что поначалу не делалось никаких различий в социальном составе бывших буржуазных организаций и организаций местных коммунистов.

Отношение интеллигенции, примкнувшей к коммунистической партии, прекрасно проанализировано Ханафи Музаффаром, которого советские авторы несколько преувеличенно характеризуют как «теоретика султангалиевщины». В своем труде, написанном в 1922 году, Ханафи Музаффар задается вопросом, почему тат ары должны противиться антикоммунистическим силам и поддерживать советский строи: «Предположим, — пишет он, что Учредительное собрание и буржуазная республика победят в России. Ассамблея народных представителей окажется под господством великороссов, которые никогда не смогут избавиться от своего узколобого шовинизма, более того, этот шовинизм будет расти. И если нам перепадут какие-то крохи от них, то это будет означать чисто политический маневр». Однако страх перед русской контрреволюцией не был единственным оправданием союза ислама с коммунизмом: «Главное для нас, — продолжает он, — это выживание нации, А если смотреть на проблему шире — всех мусульманских народов, всех угнетенных, которым угрожает «европейский империализм». И пока Европа, опираясь па свою мощь, проводит свою империалистическую политику, наше будущее будет пребывать во мраке и безнадежности…

Но и в самой Европе зреют силы, которые изо дня в день становятся все опаснее. Если мы, угнетенные народы, стонущие пол европейским игом, не сумеем признать марксизм, борющийся против империализма, то мы проявим большую оплошность. Наша главная задача — положить конец европейскому империализму. И поскольку коммунистическая партия борется в России и за ее рубежами прошлого империализма, мы должны признавать советскую власть и не бояться антирелигиозного характера диктатуры пролетариата. Так как только союз русского пролетариата с мусульманами сможет нанести смертельный удар Европе».

Необходимо напомнить, что в начале революции многие мусульмане полагали, что ислам и коммунизм могут быть не только кратковременными, но и долговременными союзниками: «Все предрасполагает к тому, чтобы мусульманские народы объединились с коммунистическим движением, — писал X. Музаффар. — Как и коммунизм, ислам отвергает узколобый национализм, ислам интернационален и признает только исламиат, братство и единство всех нации под флагом ислама. Другой лидер мусульманских националистов, примкнувший к коммунистам, лидер казахской партии «Алаш-Орда» Ахмет Байтурсынов считал, что идеи коммунизма вполне приемлемы для патриархального кочевого общества: «Казахский народ примет без малейшей трудности коммунизм. Он примет его раньше других народов, так как его образ жизни близок к коммунизму». Самым типичным представителем этой группы мусульманских лидеров, временно примкнувшим к новому режиму, бесспорно, является теолог Муса Джарулла Биги. Биги, бывший лидер джадидского движения, с энтузиазмом встретил Февральскую революцию: «С рабством покончено, — пишет он в предисловии к своей книге Islahat Esaslary, опубликованной в 1917 году, — и нет ему больше возврата». После победы большевиков он отказался эмигрировать. И хотя он всегда был набожным мусульманином, он в течение ряда лет воздерживался от любых действий, враждебных новому режиму, полагая, что русская революция сможет помочь всемирному панисламистскому движению.

В 1925 году, несмотря на первые конфликты между мусульманскими националистами и руководителями коммунистической партии, он писал в своем письме, адресованном мусульманам Индии: «В России восторжествовала великая революция, дав жизнь справедливому и беспристрастному строю, сменившему прежний режим тирании. Мусульмане пользуются равноправием, безопасностью, миром… Надо воспользоваться этой возможностью для установления коранического сообщества верующих». Только в 1930 году с началом крупной идеологической кампании, развернутой против мусульманского национализма, Биги решился эмигрировать за границу.

Таким образом, в первые годы нового режима судьба ислама в России оказалась в руках довольно разношерстной группы интеллигентов «буржуазного» происхождения, более или менее искренне примкнувших к социализму, но все еще проникнутых идеями джадидского национализма. Его глашатаем был Султан-Галиев, один из редких мусульман (возможно, и единственный), попытавшийся приспособить марксистско-ленинскую доктрину к колониальным рамкам и направить Октябрьскую революцию в азиатское русло.

Мир-Саид Султан-Галиев — это имя знакомо по книге Александра Беннигсена и Шанталь Лемерсье-Келькеже «Забытые мусульмане», повествующей о мусульманах России и Советского Союза. Татарский общественный и политический деятель, самый высокопоставленной в СССР мусульманин (помощник Сталина в Наркомнаце), он стал теоретиком принципиально новой идеологии, соединившей в себе коммунизм и ислам. Идеи Султан-Галиева, репрессированного Сталиным, стали питательной средой для мусульманского ренессанса, называемого одними «исламским фундаментализмом», другими — экстремизмом или ваххабизмом. Они были в свое время предложены Горбачеву в качестве новой идеологии духовным лидером иранской исламской революции имамом Рухулой Хомейни. Чем же сегодня нам интересен Мир-Сайд Султан-Галиев? Он был одним из видных представителей татарского джадидизма, а в теории мусульманского национального коммунизма, разработанной им, Султан-Галиев видел один из путей реформирования мусульманского общества того времени. Сегодня нам представляется полезным вернуться к работам Султан-Галиева, чтобы осмыслить их с позиции сегодняшнего дня, той ситуации, в которой оказался современный ислам.

Для того, чтобы не допустить с самого начала установления октябрьской революции русской опеки над мусульманами, Султан-Галиев предлагал поэтапно прогрессирующий переход к социализму. Один из его сподвижников писал в 1922 году. «Советский режим, который представляет диктатуру только рабочего класса, оправдан в Центральной России, где промышленный капитал достиг апогея в своем развитии… Но тот же режим, примененный к мусульманским массам, ведущим кочевой образ жизни либо только вошедшим в эру торгового капитализма, не был бы жизнеспособным. Мы бы хотели, чтобы нам помогли пройти нормальным образом этапы экономического развития, а не перескакивать к тем формам управления, которые мы не можем ни понять, ни ассимилировать… В Туркестане, Киргизии, Башкирии, Кавказе, Татарстане и Крыму необходимо принять принцип национального, а не классового управления».

Султан-Галиев полагал, что необходимо на первом этапе революции сохранить любой ценой местные национальные кадры, способные решать судьбы мусульманских народов, то есть сберечь представителей интеллигенции, выходцев из мелкой буржуазии и даже представителей джадидского духовенства. Надо, говорит он, не только остановить, но и тормозить классовую борьбу внутри мусульманского общества до того периода, пока не появятся кадры мусульманских пролетариев, могущие сменить представителей мелкой буржуазии: «Поскольку мусульманские народы не разделены на соперничающие социальные классы, пока они еще не имеют своего промышленного пролетариата, пролетарская революция невозможна; пока надо довольствоваться революцией «советской», но без классовой борьбы».

Эта теория была близка к теории Аксельрода и других меньшевистских лидеров, стоявших за необходимость временного сотрудничества пролетариата и либеральной мелкой буржуазии. После осуждения Султан-Галиева в 1929 году его противники не преминули обвинить его в том, что он был меньшевиком и «защитником буржуазии»: «Султангалиевцы» отодвигали интересы диктатуры пролетариата на последний план, утверждая, что классовая борьба является преступной, так как замедляет политическое и культурное развитие татар и ослабляет силы, объединенные против русского империализма… Они пытались подменить классовую борьбу национальной борьбой мусульман против русских».

 

 

 

 

 

I ГЛАВА. История Национально-освободительного движения в России на рубеже ХIХ-ХХ веков

 

1.1. Начало мусульманского национального движения

 

Дореволюционное национальное движение. Впервые мусульманский национализм проявил себя в конце XIX века, сначала на татарской земле, затем быстро распространился среди других мусульман. Поначалу это были движения локального характера, появившиеся спонтанно по причине специфических условий русского ислама. Затем они получили импульс от многочисленных  иностранных идеологических течений: немецкого романтизма,  английского либерализма, русского  славянофильства, французской революционной идеологии, Танзимата и идеологии  младотюрков, иранского конституционного движения и т.д.

 

Скачать